На сайте http://www.sakharov-museum.ru/asfcd/auth/authordfd4.html?id=392
размещены публикации Айтуганова Ильи Павловича (р.1917). Родился в поселке Фершампенуаз Нагайбакского района Челябинской области. «Круги ада». - Казань, 1998.

Глава 1.
Нагайбаки.

Нагайбаки — это небольшая группа татарского народа, длительное время проживающая в отрыве от основной массы татар, те культуры. Численность их в настоящее время не определена. По переписи конца XVIII века нагайбаков было 12000 человек. Сами нагайбаки себя считают и причисляют к кряшен — крещенные татары. О нагайбаках упоминает в своих трудах член-корреспондент Российской Академии наук П.И. Рачков (1712-1777гг.), который относит их к старо крещенным татарам. Историк Ф.М. Стариков в своей книге "Откуда взялись уральские казаки" (Оренбург, 1884г., стр. 176) пишет: "Нагайбаки — крещенные татары, выходцы из Арска. После крещения они переселились в Башкирию из Казанской губернии. В Башкирии они населяли Билибейский и Мензелинский уезды".
Историк Халиков А.Х. в своих трудах "Происхождение татар Поволжья и Приуралья" пишет, что татары-кряшен относительно небольшая группа татар, преимущественно близких к казанским, исповедующая христианство.
В этой же книге говорится, что в нижнем течения реки Мокша в Кодомском уезде проживали в своих поместьях служивые татары со своими семьями: Айтугановы, Танаевы, Байтеряковы, Айбулатовы, Маметьевы, датированные 1535 годом. Река Мокша - приток Оки в правобережье Волги.
В трудах историков разных поколений по данному вопросу встречается много противоречий. На этих противоречиях останавливается писатель из Казани Максим Степанович.
Глухов в своей книге "Гвардейцы Сююмбике". Он более широко рассматривает перемещения татарской нации и, в частности, кряшен-нагайбаков.
Е.А. Биктеева, дочь нагайбакского народа, уроженка поселка Париж, пишет о факте зачисления нагайбаков в казаки:
"Казань взята царем Иваном Васильевичем Грозным 1-го октября 1552 года, тогда ногаи окрестились, записались в подушный оклад и переселились в свободные Башкирские земли, в Уфимскую губернию". Во времена Башкирского бунта 1735-1740 г.г. и при многих баталиях они показали себя ревностными воинами, за что по именному указу Государыни Анны Иоанны были освобождены от ясака и стали именоваться нагайбакскими казаками. Поясняя определение "нагайбакскими", Биктеева Е.А. в сноске очерка пишет, что в старину на этом месте жили ногаи, здесь же кочевал башкир-нагайбак, и селение стали называть Нагайбакским. Ногайские дружины перемещались своими крепко спаянными общинами.
Историк Халиков говорит, что образовавшееся скопление татар вблизи Москвы беспокоило российские власти. Поэтому они решили организовать переселение скопившихся татар в Уфимскую губернию. Это было связано еще с частыми волнениями башкир против русского насилия. Российскому правительству не хватало падежных людей в противовес бунтовщикам. Согласно царской грамоте 1688 года нагайбакских казаков отправляли служить в Уфу.
Царское правительство предпринимает решение с целью усиления оборонительной линии в 1736 году построить па башкирской земле крепость нагайбак, около которой селились нагайбакские казаки. На первых порах нагайбакских казаков возглавлял бригадир Василий Иванович Суворов, отец Генералиссимуса Российских войск Александра Васильевича Суворова. В последствии В.И.Суворов стал первым наказным атаманом нагайбакских казаков. В дальнейшем, к нагайбакским казакам присоединили военнопленных, среди которых были персы, аравитяне, турки, бухарцы, армяне. В основном это были купцы, ограбленные киргизами-кайсаками, караванщики. Они принимали христианство в Оренбургской церковной епархии и жили при крепости на Башкирской земле. Но некоторые из них оказывались не особо ревностными сторонниками христианства, они возвращались к исламской религии. Присоединение других национальностей к нагайбакским казакам не приносило особых изменений в уклад их жизни. Они просто влились в среду нагайбаков, ассимилировались, приняли культуру, язык и обычаи православных татар. На современное место проживания, к истокам реки Гумбейка. нагайбаки были переселены 23 февраля 1842 года указом царствующей династии в количестве 1250 семей. Нелегко давалось освоение пустынных степей.
Поселки, в основном, располагались на берегу степной речки Гумбейка. Таким образом прослежен путь нагайбаков от берегов реки Волга, через Ику и Белую, к берегам Гумбейки.
Поселки носили номерные названия, которые были впоследствии заменены. При замене номерных, присваивали названия тех городов и мест, в битвах при которых принимали участие нагайбакские казачьи части во время войны 1812 года. Таким образом появились Фершампенуаз, Остроленко, Кассель, Париж и др. Характерно и то, что поселки имеют исторические татарские названия: Кассель — Килей, Остроленко — Сарапшы, Париж — Балыклы.
Поселок Фершампенауз построен на слиянии двух степных рек — Гумбейки и Кызыл-шелек. Весь поселок располагается на пяти улицах, в центре поселка — майдан, где находятся школа, караульное помещение и православная церковь. Дома деревянные — пятистенные и крестовые, большинство крыш покрыты железом и выкрашены в зелёный цвет. Зелени в посёлке мало, только у некоторых домов пригорожены садики обсаженные тополями и акацией.
Летом в казачьих семьях одевались в домотканные кафтаны из грубой овечьей шерсти, подпоясывались кушаком. Повседневная обувь — лапти, праздничная — сапоги или ботинки. Головные уборы — казачья фуражка, у женщин — шаль или платок. Зимой носили шубы и валенки, мужчины — папахи, женщины — пуховые платки.
Нагайбакские казаки были ревностные служилые люди, крепко держали присягу. Когда казак нёс службу, на женщин ложилась вся крестьянская работа — казачка сеет и жнёт хлеб. убирает сено, ухаживает за скотом.
В селах нагайбаки жили свей общиной, где сильно была развита взаимопомощь: если у кого сгорел дом — ставили новый всей общиной, пал скот — давали молодняк из общины, нет строевого коня - казака снаряжала община. В общине имелись общественные амбары, куда засыпался хлеб на случай неурожая, там же был общественный семенной фонд. Амбары никто не охранял, по никто и не трогал. Эти амбары сохранились до времён коллективизации, когда их опустошили отряды продразверстки.
В общину не допускались другие народности, ни русские, ни татары-мусульмане. Все вопросы решались в казачьем кругу или атаманом.
Революция вызвала расслоение в казачьих кругах. Кто-то пошёл воевать за красных, кто-то за белых, посёлки по несколько раз переходили из рук в руки. Но характерен такой случай.
Василий Николаевич Айтуганов, уроженец посёлка Фершампенуаз, был командиром разведки в красном партизанском отряде. И однажды прикрывая отход своих товарищей был ранен и попал в плен к дутовцам, белоказакам. Тяжело раненого его привезли в Фершампенуаз, с целью устроить самосуд руками его односельчан три дня звонили колокола — кто станет палачом? В поселке палача не нашлось, и через три дня его увезли в Верхнеуральск. При отступлении из Верхнеуральска дутовцы его расстреляли.
С установлением Советской власти казаки опять зажили мирной жизнью. работая в своих хозяйствах, выращивали хлеб, разводили скот. Работы хватало всем — и старому и малому, в семьях трудились вое от зари до зари, бывало, что хлеб жали даже ночью при лунном свете.
В 1929 году началась кампания по организации колхозов. С наступлением 1930 власти начали активную пропаганду объединения крестьянских хозяйств в колхозы. Крестьяне не особенно хотели объединяться — в каждой семье был свой, установившийся веками, уклад жизни. Объединение провели насильно. Обобществлению подлежало всё — лошади, быки, коровы, мелкий скот, птица, сельхозинвентарь, семенной фонд.
Колхозный скот держали в неприспособленных помещениях, собранные со всего села корма расходовались бесхозяйственно, кормов не хватало. Из-за некомпетентности людей управляющих сельским хозяйством колхозы пришли в упадок.
Одновременно с организацией колхозов началось репрессирование сельских тружеников, раскулачивание состоятельных крестьян, высылка их с обжитых мест в северные регионы Росси и в Сибирь. Многие умирали ещё по дороге, и совсем мало кто оставался живым в лагерях и местах ссылки. Таким образом исчезали целые семьи, лучшие люди крестьянства.

* * *

В Фершампенуазе одним из первых подверглись репрессиям семья Никитиных. Чекисты работали по ночам. К крестьянским домам подгонялись заранее приготовленные полводы, семью брали под конвой и увозили на станцию Гумбейка и по железной дороге отправляли в Сибирь. В ту же ночь увезли ещё несколько семей, за короткий срок поселок уменьшился на треть жителей. Дома раскулаченных опечатывались, домашнюю утварь и всё, что имелось в доме продавали с торгов.
Волна репрессий дотла и до крестьян-середняков. На семью накладывался "твёрдый налог", за неуплату которого имущество полностью конфисковывалось.
В глубокую осень этой участи подверглась семья Павла Степановича Айтуганова. Он только что вернулся из Магнитогорска, где в больнице умерла его жена, осталось у него пятеро детей — самому старшему было двенадцать, младшему — три месяца. По снегу выгнали из дома, дом опечатали. В поселке их никто не взял к себе — жители боялись властей. И вот казак, участник установления Советской власти, с детьми на салазках ушел из родной деревни за двадцать вёрст в поселок Требиятск. По дороге на руках у него от мороза умерла трёхмесячная дочка Екатерина. Двенадцатилетний сын Илья учился в школе крестьянской молодёжи, его взяли к себе дядя по матери Павел Андриянович Минеев, у которого своя семья была десять человек.
Продуктов хватило только до Нового года, стали жить впроголодь, Илью приютила тётка, сестра его бабушки Агафья Иишмова. Но вот очередь дошла и до неё. За неуплату налога стали её выселять из дома, она в испуге выбежала во двор, упала и умерла.
В марте па Урале зимняя стужа ещё в полной силе. Илье жить стало негде, надо идти к отцу в посёлок Требия, вернее в Шелиттовский рудник за двадцать гопъ вёрст. Вышел из посёлка по дороге в сторону рудника, прошёл мимо кладбища, где похоронена его мать, подумал зайти, попрощаться с матерью. На кладбище сугробы, не пошёл. Вернулся на дорогу. Дорога шла в гору, за горой степь. В степи зимой как в пустыне. Илья хорошо знал степь, но зимой в степи никогда не ходил. Началась позёмка, ветер стал дорогу заметать, холод в шубу забирается. Когда взгорок перевалил, дорога привела его к стогу сена. Дорогу снегом занесло, куда ни глянь — степь везде одинаковая, куда идти непонятно. Вспомнил Илья, как старики говорили, что если зимой, в стужу в стог сена заберёшься — не замёрзнешь. Попробовал плакать — не помогает, стал звать отца — не отзывается. Зимний день — короткий, сумерки начались. Перестал плакать, стал в стоге яму копать. Глубже забрался в стог, согрелся и не заметил как уснул. Проснулся от писка мышей, пошевелил руками-ногами — целы, не замёрзли. Вспомнил, что он в степи один. Выйти из стога боится и боится долго лежать в стогу. Раз, два и выскочил, в степи светло, солнце на восходе, ветер стих, в степи никого. Мороз стал брать своё. Побегал Илья вокруг стога, устал, но не согрелся. Что делать? Идти — стог потеряешь, останешься — замерзнешь. Вдруг, видит, на горизонте что-то чернеет, вгляделся, чернота становится всё заметнее. Когда разглядел, побежал со всех ног по направлению к движущейся точке, торопился, падал, поднимался, снова бежал. Постепенно точка превратилась в упряжку лошадей. Добежал и упал. Илью подобрали в упряжку почтальоны, укутали его в тулуп и, согревшись, он уснул. Проснулся только во дворе у тетки Марии Степановны. Тётка обнимала его, целовала и приговаривала «Жив, не замерз, ну и слава Богу!» Илья оказался на печке среди двоюродных сестёр. Вечером и отец пришёл из шахты.
Так судьба спасла его и привела в мир домашнего очага. Рады ему да не совсем. Вот так пошла по миру еще одна крестьянская семья, а сколько таких было за годы сталинских репрессий.